Давайте будем честны сами с собой. Кладовка — последнее место, которое хотел бы обжить адекватный джет, привыкший к роскошному активу. Комната, ставшая домом для сенатора, если и отличалась широкой площадью, то эту самую широту с долготой усердно скрывала: награмождение шкафов с разными образцами странных растений,  существ и насекомых никоим образом не способствовало появлению дополнительного места для крупного меха. Особенно с такими закрылками.

Прямоугольный стол, находившийся на неком возвышении, — сцене, охраняемой малым ограждением, был зафиксирован бравыми проэктировщиками прямо по центру помещения и предназначался для работы с образцами: обработка, лечение, предупреждение и даже вскрытие! Был настолько мал, что ну никак не располагал к тому, чтобы им пользовались, как обеденным, — в худшем случае — кофейным аналогом.

Шахматный монохромный пол тоже не был приветлив к посетителям: четыре симметрично поставленных травника (или же флорариума) заняли собой  площадь в целый сундук, по правую сторону от входа. Ну, в этом, конкретном, случае — целых четыре легендарных сундука, каждый высотой по бедро (Шоквейву) включительно. Строгие в своём исполнении, их не то что танк — цунами не смогло бы сдвинуть с места и повредить надёжные крепления, делавшиеся с ставкой на преждевременный конец мира. Пускай живое хранилище и не находилось на уровне глаз учёного, нагибаться всё же не требовалось. Более логичный и удобный способ наблюдения внутренностей красовался всё так же справа от входной двери. Плазма — интерактивный экран —, к сожалению, не работал. Пока что не работал и переводил все возможные энергозатраты на одну единственную лампу у потолка жалкой мини-лаборатории. Не то чтобы она действительно была одна на всю кладовку, просто её собратья бесповоротно перегорели и не подлежали ремонту. Цвет освещения не был нейтральным, обладал зелёными оттенками и являлся одной из причин, по которой образцы не портились и жили в мире и гармонии без вмешательства заботливых рук флориста (или, лучше сказать, коллекционера?).

Представленные в колбах, на полках и в флорариумах растения — кристаллические и не имели никакого отношения к органике. Тоже самое касалось и мехфауны: неразумные инсектиконы, до странного яркие слизкие пиявки, внешний слой металла которых интересно преломлял свет, создавая эффект радужного дискошара...

Любопытно. Если бы все эти твари одновременно покинули свои застеклённые дома, то что тогда? Армагеддон класса К? Хороший вопрос. Пожалуй, об этом варианте событий лучше было бы попросту не вспоминать.

Как и о том, что один из стеллажей у левой стены был сверху до низу забит склянками, наполненными взрывоопасными веществами, как жидкими, так и летучими. Одно из самых лучших мест, чтобы прям там, у самых ног мебели, поместить ящик с энергоном! Не хватало только кофеварки. Впрочем, следующий поход в кафе кафетерий имел все шансы исправить это недоразумение.

Чего ещё не было в этой кладовке? Пожалуй, что только платформы. Её замещали собой четыре одинокие табуретки у центрального стола и один широкий письменный стол опять же — с правой стороны!

И почему вообще ориентация всей комнаты располагала к работе в правой её части?...

— Ах, Мегатрон! Всегда рад. Проходи! — Шоквейв застал пришествие внезапного посетителя, сидя как раз таки на одной из таких  миниатюрных табуреток, которую определил под письменный стол, на котором в алфавитном порядке расположились все найденные джетом в походах датапады, книги и та самая камера, да. Академик прижимал острые сегменты к корпусу и спускал плавной стрелой вниз. Было ли ему удобно сидеть и передвигаться в этом месте? Никак нет. Придавал ли он теснению какое-то сакральное значение? Зачем, когда есть столько материала?